29 мая 2015 в 11:41, просмотров 15332

ФОТОГРАФ, ПУТЕШЕСТВЕННИК, ОХОТНИК…

В душе известный политик оказался бесстрашным путешественником, заядлым охотником и… по-настоящему талантливым художником-фотоимпрессионистом.

Автор: Елена ШПИЗ

Мы договорились встретиться в маленьком кафе с видом на Красную площадь. Однако в первый момент я умудрилась не узнать одного из самых известных людей в стране – в прошлом блестящего политика и дипломата, а ныне не менее успешного фотохудожника, кинодокументалиста и путешественника Сергея Ястржембского. Человека, привыкшего видеть Кремль изнутри, а теперь с удовольствием созерцающего его снаружи.

В течение двух лет Ястржембский был пресс-секретарем первого президента России Бориса Ельцина, в течение восьми лет – помощником нынешнего президента Владимира Путина. И годы, проведенные бок о бок с первыми лицами, бесспорно, наложили свой отпечаток на личность дипломата, однако за последнее время он успел основательно стереться. Все-таки пять лет съемок и путешествий по всему миру сделали свое дело. После ухода из политики в 2008-м году имидж Ястржембского заметно изменился. Вместо привычного костюма – яркий свитер. И осанка не такая строгая. Однажды в интервью Сергей Владимирович признался: «Из моих снов исчезли кошмары, сны стали цветными, у них появились сюжеты».

– Жизнь, конечно, изменилась кардинально. За все это время я не купил ни одного костюма, ни одного галстука и чувствую себя прекрасно, – с улыбкой заметил экс-политик. – Я перестал смотреть на часы, я стал полностью располагать своим временем. Могу заранее намечать съемки, заказывать маршруты. Правда, полностью вырвать себя из политического контекста не получается. Все-таки я жил в политике 30 лет и по-прежнему слежу за тем, что происходит в мире. Тем более, что это нужно для организации наших экспедиций. К примеру, некоторые племена, которые нас интересуют, живут в такой обстановке, что ехать к ним попросту рискованно. Скажем, племя туарегов, которое раскидано по Сахаре, где-то в пяти странах. Там везде действуют радикальные исламские группировки, которые либо берут европейцев в заложники, либо расстреливают.

– Скажите, а каким образом вы превратились в кинодокументалиста?

– Почувствовал, что у меня уже накопился богатый опыт как у фотографа и путешественника, и решил двигаться дальше. Так была создана собственная киностудия «Ястребфильм».

– Признайтесь, волновались, начиная авторский проект «Магия приключений» на центральном ТВ?

– Переживал, не скрою. Знаете, вспоминаю свои первые стенд-апы, записанные на дюнах в Марокко,— тогда меня, конечно, заметно колотило. Но со временем освоился. И сейчас уже никакого волнения в роли ведущего не испытываю. Да и весь съемочный процесс постепенно наладился. Стали работать в команде гораздо быстрее.

Скрытый кадр

– А когда же вы успевали заниматься фотографией, да еще так серьезно, будучи на госслужбе в Кремле?

– Своим первым учителем я считаю очень известного мастера Льва Мелихова. Мы начинали с того, что фотографировали помойки, сосульки, дворы…

– Простите, а чем интересны помойки?!

– А что, они бывают очень даже живописные! – с улыбкой заверил мой собеседник. – Мелихов говорил: «Я буду снимать, и ты будешь снимать. А потом сравним. Делай как я, но по-своему». И я очень много снимал, причем в разных жанрах.

– Путин знал об этом вашем увлечении?

– Поначалу нет. Я даже выставлялся всегда под псевдонимами, чтобы журналисты ничего не проведали. Но потом принес президенту мой первый альбом с Кремлем: то были очень необычные съемки с крыш дворцов и соборов, с башен, изнутри. Благодаря должности, меня пускали с сопровождающим туда, куда обычные люди не ходят. И Путин сказал: «Не представляю, как это было снято. Надо будет самому побольше по Кремлю походить».

– А как вам удалось достичь таких высот в жанре аэрофотосъемки, учитывая, что работать приходится в сложных условиях, на приличной скорости?

– Первая аэросерия получилась фактически спонтанно. Просто оказался несколько раз на борту небольших самолетов и вертолетов и сделал ряд любопытных снимков. А потом эксперты, кому я их показывал, отметили, что лучше всего у меня получается работать именно в этом формате.

– Насколько я знаю, в декабре 2008 года у вас прошла первая выставка «Аэроимпрессионизм» в одной из лучших галерей Флоренции.

– Это были сюжеты, в которых нет городов, только земля… Итальянские галеристы тогда сказали: «У тебя получается выхватывать то, что другие не видят». Тут ведь важно поймать особенный рисунок, игру цвета и формы. К примеру, трактор начинает ездить по кругу, и вот этот круг, окруженный зеленой поляной, создает уникальную картинку. Настоящий импрессионизм…

– Поделитесь, как и где вы находите сюжеты для своих работ.

– Я отталкиваюсь от натуры. Главное, знать, куда и в какой сезон ехать. В той же Ботсване или ЮАР жарким летом яркие краски выгорают под лучами испепеляющего солнца. Зато весна, когда расцветает саванна, идеальна для съемок. А вот Тоскана хороша в любое время года.

– А много фототехники вы берете с собой на съемки? – Как правило, два одинаковых фотоаппарата и большое количество различных объективов.

Люди и другие животные

– Как вы выбираете темы и маршруты для документальных съемок? – Мы едем в основном туда, где живут по-другому. Хотим сделать своего рода Красную книгу редких и малых народов.

– Как вы договариваетесь о съемках с людьми из диких племен? Я слышала, они очень неохотно подпускают к себе посторонних людей, тем более журналистов.

– Вы правы. Есть вещи, к которым они белых людей вообще не подпускают. Например, к таинственному ритуалу общения с предками. Говорят, духи запрещают. Бывали такие случаи и в Намибии, и в Бурятии, и на байкальском острове Ольхон, когда мы хотели снимать шаманов для отдельного цикла сюжетов по возрождению шаманизма, но получили отказ, причем в агрессивной форме. Однако мы прекрасно понимаем причины таких отказов и никогда не обижаемся.

– А вы сами верите в силу шаманов? – Раньше у меня был скепсис по отношению к таким вещам, пока не столкнулся с подобными практиками сам.

– Когда вы встречаетесь с обычаями, которые не укладываются в нашем привычном сознании, ощущаете дискомфорт? Как вы вообще находите общий язык с людьми, которые живут в какой-то совершенно иной реальности?

– Для дипломата, в сущности, нет разницы, с кем общаться – с политиками или с племенами… При работе за рубежом проблем у нас практически не возникает. Все-таки подготовка каждой экспедиции длится больше года. А бывает, и по два года. Кроме того, у нас есть свои «разведчики» – гиды, которые заранее приезжают на будущее место съемок и договариваются со старейшинами, обсуждают условия нашей работы. Где-то нужно дать денег, где-то расплатиться продуктами – сахаром, растительным маслом, мукой. Или нужными вещами – кастрюлями, ложками, одеялами, керосином. Контакт обычно налаживается где-то к третьему дню. А если удается вместе поохотиться или порыбачить, и того быстрее.

Дети Бледного Лиса

За время своего существования студия «Ястребфильм» создала более 60 документальных фильмов о редких племенах, экзотических странах, уникальных традициях исчезающих народностей, и они с успехом выходили в эфир в авторской программе Ястржембского «Магия приключений». Но особенно яркой получилась отдельная полуторачасовая картина «Африка — кровь и красота», в которую вошел весь уникальный материал об Африке, отснятый за эти годы.

Группа Ястржембского побывала и в дождевых лесах Камеруна у пигмеев бака, и на западе Африканского континента, в государстве Мали, – у догонов, которые верят в свое космическое прошлое и считают, что их предки пришли на Землю со звезды Сириус из созвездия Большого Пса. Название племени придумали путешественники, оно происходит от английского Dog Star – «Звезда Собаки». Сами же догоны именуют себя Детьми Бледного Лиса.

– Чувствуется, что к Африке у вас особое отношение.

– Это потому, что я бесконечно влюблен в этот континент. Для меня Африка – как глоток кислорода, я без нее не могу… Все началось в 1997 году, когда Ельцин впервые отпустил меня на неделю в отпуск, и я отправился в Намибию на охоту. То было мое первое сафари! И ничего сильнее тех ощущений я не испытывал никогда в жизни. Ну, кроме, конечно, рождения детей… Как будто пробка из шампанского вылетела, ну просто вулканически рвануло изнутри!

– Именно тогда у вас проснулся такой жгучий интерес к путешествиям?

– Намного раньше, еще в детстве. Я же вырос на книгах Стивенсона, Жюля Верна, Марка Твена, Хемингуэя… Еще тогда мечтал о настоящих приключениях.

– Если честно, скучаете по работе в Кремле?

– А по чему скучать? С кем были хорошие отношения, с теми я по-прежнему сохранил прекрасные отношения. А с кем нет, с теми и сохранять нечего.

– Но в принципе, желание остаться в политике было?

– Никакого. Там я себя уже полностью реализовал и ходил по кругу. Главным было психологически адаптироваться к новой жизни. Но когда я освоился в документалистике, понял, что правильно сделал.

Стороннему наблюдателю порой кажется, что в таких экспедициях больше развлечения, чем работы. Мол, только и забот, что наслаждаться красивыми видами. Однако это глубокое заблуждение. Такие экспедиции не имеют ничего общего с экстремально-гламурным отдыхом посреди джунглей, который так любят некоторые искатели приключений и охотно платят немыслимые деньги за проживание на кронах деревьев или в комфортных шатрах, к которым могут подойти вплотную слоны и носороги. Как говорит Сергей Владимирович, это лишь имитация жизни в диких условиях. В то время как документалистам приходится окунаться в самую настоящую дикую реальность. К тому же в тех местах, куда они отправляются на съемки, отдохнуть в принципе трудно. Как правило, это тысячи километров на самолете, жесткие погодные условия, импровизация в общении с людьми из другого мира, и каждая минута съемок на счету. Все подчинено конкретной цели. Перевести дух можно разве что вечером у костра, со стаканчиком виски, который истинные путешественники всегда берут с собой, в том числе из медицинских соображений. Как говорят в таких случаях, это не алкоголь, это витамины…

Охота во имя спасения

– Для людей, которые занимаются политикой и большим бизнесом, охота – способ психологической реабилитации, возможность скинуть негатив, – заметил Ястржембский. – Первый раз мне предложили поехать на охоту, когда я был послом России в Словакии. Мой друг, Вильям, добыл кабана и смотрел на мою реакцию, когда мы свежевали зверя.

– И какая была у вас реакция?

– Никакой. После той охоты Вильям подарил мне карабин и амуницию.

– А на кого вы охотитесь – на слонов, на носорогов?

– В том числе. Так, охота на лесного слона в дождевых лесах Камеруна была очень тяжелой. Вообще лесные слоны в два раза меньше саванных. Саванные весят пять тонн, а лесные – две с половиной. Они живут в тропических дождевых лесах с видимостью 10–15 метров. Бывало, люди подходили к ним на расстояние вытянутой руки, но не стреляли, потому что не понимали куда.

– Дикие слоны нападают на людей?

– Смотря какие. Самки с малышами и молодые самцы могут атаковать сразу. А более взрослые предпочтут уйти.

– Дикие животные боятся людей?

– Все в животном мире знают, что человек охотится, и стараются его избегать. Это генетическая память. Сытый лев никогда не будет на вас нападать. Лев голодный, подраненный или больной – другой вопрос.

– А в заповеднике?

– Поведение животных в заповеднике и в диком лесу отличается кардинально. В заповеднике порог безопасности у зверей гораздо ниже, чем в дикой природе. Животные знают, что там их никто не тронет. А тех, кто нападает на туристов, отстреливают. Потому что людоеды опасны.

– Но по какой причине звери в заповедниках становятся людоедами?

– Это либо старые животные, которые уже не могут охотиться на антилоп и зебр, либо подранки, которые мстят человеку. Хотя в заповедниках, как правило, подранков не бывает.

– У вас, наверное, есть самый главный, любимый трофей? – К любимым относятся те трофеи, которые добываются с трудом. Например, гималайский тар. Я добыл его на высоте почти 4000 метров, это было в Непале. А горы – это огромный вызов для человека. Потому что на высокогорье невозможно бегать и подобраться к зверю на расстояние выстрела крайне сложно. Люди по три-четыре раза приезжают за одним животным. Но я тогда задался целью добыть этого тара любой ценой, лишь бы только за ним не возвращаться. Потому что во время этой охоты повредил мениск, поранил глаз. Зато теперь, когда смотрю на свой трофей, получаю большое удовольствие.

– Понятное дело, что ярыми охотниками движет спортивный азарт. А чувство жалости к будущей добыче хоть иногда возникает?

– Вы знаете, что трофейная охота – единственный способ сохранить животных на планете?

– В каком смысле?

– В прямом. Благодаря трофейной охоте многие виды редких животных были официально исключены из Красной книги. Например, белый носорог. Дело в том, что трофейные охотники принципиально отличаются от тех, кто убивает зверя ради пищи. Впервые принципы системной трофейной охоты ввели в ЮАР, строго все зарегламентировав. По науке, в год можно изымать только 10 процентов каждого вида животных: это не мешает нормальному репродуцированию поголовья. Если, скажем, охотиться на самцов львов старше шести лет – нет никакой угрозы для существования льва в дикой природе. А суть трофейной охоты в том, что люди платят за это развлечение приличный взнос в государственную казну. Стоимость некоторых животных определяется даже на аукционах и составляет десятки тысяч долларов. Часть из этих денег уходит на охрану, подкормку и создание ферм для разведения животных. Вторая – на налоги. Третья – на поддержку местного населения, которое обычно занимается браконьерством, то есть им платят за то, чтобы они не трогали диких животных. Как вы думаете, сколько ЮАР зарабатывает за счет трофейной охоты?

– Не представляю…

– Так вот, в настоящий момент ЮАР зарабатывает на охоте миллиард долларов в год. И Англия, где полно зверья, в прошлом году заработала нескольких миллиардов фунтов стерлингов, а США так вообще баснословные деньги – 30 миллиардов долларов.

– А как ваши дети относятся охоте?

– Старший сын вообще охоту не приемлет. А средний охотился со мною много раз и, надеюсь, будет продолжать…

Родное племя

– Однажды в интервью вы сказали, что выбираете неизведанное, а возвращаетесь к полюбившемуся. Это значит, что даже после самых экзотических путешествий с удовольствием возвращаетесь к привычной московской суете?

– Безусловно. Потому что не могу представить свою жизнь без Интернета, без новостей, без футбола…

– А дети теперь чаще видят вас дома, чем во времена госслужбы?

– Гораздо чаще! Пока работал в Кремле, главным были амбиции, карьера. Зато сейчас времени на семью значительно прибавилось, и от общения с детьми, прежде всего младшими, я испытываю настоящий кайф. Мой старший сын, Владимир, выбрал необычный путь. После МГИМО сразу пошел в диджеи — так у нас еще никто не поступал. Средний, Станислав, – юрист и экономист. А еще у меня маленькие сын и дочка от второй жены, Анастасии, – Милан и Анисья. На вопрос: «Где папа с мамой?» – малыши уже привыкли отвечать: «В Африке!»

Помнится, известный бейс-джампер Юрий Розов рассказывал мне, как его ребенка однажды спросили в школе: «А чем твой папа занимается?» – на что детенок как ни в чем не бывало заявил: «Прыгает с крыш».

– Интересно, а что дети думают по поводу ваших фильмов?

– По поводу фильмов старшие обычно говорят: «Какая жесть! Как ты там вообще столько времени проводишь?!» Но ведь в этом и заключается магия приключений…

Справка МВ

В 2010 году в Доме кино в рамках Московского международного кинофестиваля состоялась премьера документального фильма Сергея Ястржембского «“Калашников” из каменного века» об эфиопском племени сурма, в котором автомат Калашникова стал одним из немногих артефактов цивилизации. Фильм произвел впечатление на продюсеров телеканала «Россия», и Ястржембскому предложили выпустить серию документальных лент.

Справка МВ

Будучи членом Международного сафари-клуба, Ястржембский активно собирает трофеи, охотясь на крупных животных, в том числе на медведей, альпийских серн, туров, слонов, гиппопотамов. На его счету несколько десятков зарегистрированных трофеев. В 2002 году в России получил звание «Охотник года», добыв 28 трофеев!

Справка МВ

Сергей Ястржембский активно фотографирует уже 10 лет, и особенно известны его работы в жанре аэрофотосъемки. На его счету участие более чем в 50 коллективных и авторских выставках в России, Италии, на Кипре и в других странах. Одной из самых ярких стала выставка «Впечатления. Impressions…» в 2009 году в Москве.